— Послушайте, Марджори Морнингстар сейчас исполнит «Цели своей возвышенной…».
— Колоссально, — сказал отец, отложив балалайку в сторону и позволив себе еще шерри-бренди.
Марджори стала отнекиваться, но Маша вытащила ее из кресла, а миссис Зеленко уже была за пианино и наигрывала мелодию из «Микадо».
— Продолжай! — сказала Маша. — У нас сейчас настоящая премьера. Сделаем то, о чем мы говорили.
Мать начала играть «Цели своей возвышенной…» с потрясающей энергией. Для прыжков было слишком мало места, но Марджи вошла в роль и все получилось прекрасно. Когда она закончила, Зеленко аплодисментами и возгласами выражали одобрение.
— О, она вторая Гертруда Лоуренс! — воскликнула миссис Зеленко. — Честно, это опять та же Герти, манера, с которой она держится, поворачивает голову…
— У тебя будет миллион долларов еще до того, как тебе стукнет тридцать, детка, — сказал мистер Зеленко. — Приходи, мы подумаем вместе, как им распорядиться. Не бери пример со всех остальных звезд. Тебе не надо умирать разорившейся.
— Я же говорила вам, она была великолепна, правда ведь? — настаивала Маша. Она сделала глоток бренди. — Ну, давайте выпьем за новую звезду. — Она наполнила три бокала до краев, раздала их по кругу и высоко подняла свой. — Выпьем за Марджори Морнингстар, за то, что произойдет с ней в Нью-Йорке в сороковом году… и за бедную маленькую Машу Зеленко, которая ее открыла!
— О чем ты говоришь, в сороковом? — презрительно спросил отец. — Почему семь лет? Она будет на вершине славы в тридцать восьмом, запомните мои слова! Я пью за тебя, Марджори!
Марджори краснела, улыбалась, мотала головой. Миссис Зеленко выпила свой бренди и сказала вдруг с задумчивым выражением:
— Маша, ты не думаешь, что мистер Клэббер мог бы заинтересоваться Марджори?
— Почему я не подумала… Знаешь, это прекрасная идея, совершенно изумительная! — воскликнула Маша. — Господи, он будет без ума от нее.
— Кто такой мистер Клэббер? — спросила Марджори.
— О… есть такой человек, — сказала Маша, подмигнув матери.
— Ну а как мы это сделаем? — поинтересовался мистер Зеленко с загадочным видом.
— Я приглашу его на «Микадо», — предложила Маша.
— Да, это подействует. Ему нужно только однажды увидеть ее на сцене, — сказала миссис Зеленко.
— Пожалуйста, послушайте, так нельзя, скажите мне, кто это…
Маша покачала головой:
— Если из этого ничего не выйдет, ты будешь только разочарована. Нет, моя конфетка, забудь об этом. Выпей свой бренди.
Когда спустя полчаса Марджори собралась уходить, Зеленко были в разгаре яростной дискуссии о современном искусстве. Маша, даже провожая ее до двери, кричала:
— Алекс, ты прекрасно знаешь, что Раулт — это коммерческая подделка! Прощай, Марджи, все было чудесно, увидимся за ленчем, о'кей? А что ты скажешь о керамиках Пикассо, Алекс, Бога ради? — Дверь захлопнулась.
В полумраке холла Марджори остановилась, чтобы застегнуть пальто. В следующую минуту она заметила пару глаз, разглядывавших ее из-за двери напротив. Она поспешила к лестнице, и тут в нее полетело нечто коричневое и бесформенное, что не было ни платьем, ни тапочкой, ни чем бы то ни было другим, знакомым Марджори, а высоко поднятый костлявый палец потрясал в воздухе.
— Я старая, — пищала женщина. — Я больной человек. Я хочу спать. Все хорошие люди сейчас спят. Вы плохой человек, как они, — она указала на дверь Зеленко. — Не спят допоздна, шумят, шумят, шумят… — Это определенно был Ангел Смерти. Марджори, у которой мурашки побежали по спине, увернулась от нее и побежала вниз по лестнице. Ангел скрипела ей вслед: — Плохие люди! Плохие! Плохие! Плохие!
Ночь была ясная, и луна светила бледным пятном над 92-й улицей. Направляясь домой и поднимаясь на лифте, Марджори продолжала прикидывать, кем бы мог быть мистер Клэббер. Самое многообещающее ее предположение состояло в том, что это человек, помогающий молодым дарованиям в кино.
Когда она вошла в квартиру, то была сильно удивлена. Дядюшка Самсон-Аарон сидел с ее родителями в гостиной за чаем. Впервые он пришел — ему разрешили прийти — навестить их в Эльдорадо. Он был гостем из прошлого в Бронксе.
— Хавайя, Моджери? — приветствовал ее дядя Самсон-Аарон, и его голые красные щеки блестели. — Хавайя? Скажите, наша Моджери уже что-то из себя представляет? Когда мы услышим о свадьбе, Моджери?
— Привет, дядя, ты прекрасно выглядишь, — сказала Марджори, прикидывая, достанет ли он из кармана херши-бар и даст ей, как это он делал всегда с ее раннего детства.
— Я хорошо выгляжу. Спасибо, я выгляжу, как холера. Вот ты действительно хорошо выглядишь. Ты выглядишь… не знаю, несколько лет назад я держал тебя на коленях, а теперь ты выглядишь, как настоящая женщина-вамп из кино…
— Садись, Марджори, выпей чаю, — предложила ей мать. — Возьми еще кусок торта, Самсон-Аарон.
Дядя Самсон-Аарон наклонился вперед и сам отрезал себе внушительный кусок шоколадного торта, стоявшего на кофейном столике. Дядин живот, всегда большой, сейчас был особенно заметен. Синие брюки и коричневый пиджак плотно облегали его фигуру, и кожа на его руках и лице тоже была плотно натянута и лоснилась. Он ухмылялся Марджори сладкой глупой улыбкой из-под тощих усов. «Дядя Самсон-Аарон — помойное ведро, да, Моджери?» Он отправил в рот еще один кусок торта.
Марджори охотно согласилась на предложенную матерью чашечку чая и села. Присутствие Самсона-Аарона в Эльдорадо беспокоило ее, и ей хотелось выяснить, что это означает.