— Очень изобретательное и веселое.
— Маша постоянно напевала и наигрывала ваши номера для «Южного ветра». Я любила их. Уолли еще далеко до них.
Он наклонил голову.
— Я немного старше, вы знаете.
— Вы собираетесь этим летом вернуться в «Южный ветер»?
— Пожалуй, да.
— Похоже, вы будете моим начальником. Я получила работу актрисы.
— Вот как? — Он отстранил ее от себя, его взгляд был невозмутим и насмешлив. — Это здорово. Собираетесь быть одной из конторских рабынь Грича?
— Я надеюсь еще и участвовать в спектаклях, хотя бы немного. По-моему, это прекрасное место, чтобы учиться.
— Вы многому можете научиться в «Южном ветре». Я не могу сказать точно по поводу актерского искусства, но… Что же, Уолли, должно быть, на седьмом небе, а? Прошлым летом он раз десять пытался пробраться к вам в лагерь, чтобы увидеть вас, но его не пускали.
— Я не знала об этом.
— Полагаю, он слишком робок, чтобы сказать вам.
Он снова приблизил ее к себе, и они продолжали танцевать. В его танце не было ничего, кроме непринужденной любезности. Музыка подходила к концу, и ее захлестнула волна печали. Как неудачно поворачивалось дело! Он считал ее девчонкой для таких, как Билли или Уолли. Это было видно по тому, как он держал ее, как он разговаривал с ней, как он сказал ей это. Никакие, никакие ее слова или поступки не могли бы изменить этого.
Уолли ждал их у дверей рядом с тем стулом, где лежало пальто Ноэля. Когда Ноэль, прощаясь, поклонился, прижав руки к бокам, Марджори вдруг поняла, что показалось ей в нем странным. Это его левая рука, та, что всегда была согнута и держалась за правый локоть. Когда Ноэль ее выпрямил, она оказалась немного короче другой и, если только Мардж не ошиблась, была немного искривлена.
Несколько вечеров спустя ей позвонил Билли Эйрманн, жалобно сказав:
— Раз уж ты снова появилась в обществе, я решил еще раз попытать удачу.
Когда он пришел, то оглядел изысканную мебель из Эльдорадо, загромождавшую новую квартиру, и вежливо сказал, что у них очень мило. Из-за него с новой силой, как никогда раньше, она почувствовала семейный упадок.
— Не снимай пальто, — сказала она, — мы пойдем куда-нибудь. Может, в «Старую Касабланку».
Билли запротестовал, умоляя ее позволить ему отвести ее в «Клуб Аиста». Но она чувствовала себя виноватой из-за того, что согласилась встретиться с ним, и успокаивала свою совесть тем, что предложила самое дешевое место, которое знала, и потому они пошли в «Старую Касабланку». Это был захиревший ресторанчик на Бродвее, всего в нескольких кварталах от ее дома, где трое жалких музыкантов уныло развлекали каждый вечер студентов колледжей с ограниченными средствами. Стены, неровные и с неправильными углами, изображали грот и были выкрашены в мертвенно синий цвет, освещение тоже было синим. Танцевальная площадка была заполнена тощими молодыми людьми в поношенных пиджаках и грязных белых туфлях и неопрятными девушками в мешковатой одежде, которые вертелись и шаркали ногами в замогильном свете. Марджори и Билли взяли себе пива и гамбургеров и принялись болтать, и она небрежно упомянула о том, что собирается провести лето в «Южном ветре».
— В «Южном ветре»? Мой брат Саул там режиссер!
Марджори кивнула.
— Я знала, что режиссер там Ноэль Эрман. До недавнего времени я не подозревала, что это твой брат Саул.
Билли криво улыбнулся и склонил голову набок. Марджори в это мгновение увидела в нем мимолетное сходство с братом.
— Ноэль Эрман. Великое имя, не правда ли?
Он стал вертеть в руках бутылку кетчупа.
— Ты практически не рассказывал о нем.
— Он что-то вроде паршивой овцы в нашей семье, Мардж, так или иначе.
— Что у него с рукой?
— О, ты заметила? Он довольно ловко это скрывает. Такую штуку называют паралич Эрба. Он у него с рождения. Бывает из-за наложения щипцов. Полно людей с ним живет. У них короткие и искривленные руки, ты, наверно, видела. Ну, с Саулом дела были не так плохи, он занимался, как черт, и более-менее исправил ее. Он еще и в этом обвиняет моего отца. Заявляет, что отец позвал этого доктора, от которого не было никакой пользы, потому что он был его школьным приятелем…
— Они с твоим отцом не ладят?
— Ну, ты знаешь, мой отец судья, и все такое, так что он хотел, чтобы Саул изучал законы. Саул хотел преподавать философию, по крайней мере теперь он так говорит, но мне кажется, что ему хотелось быть кем угодно, только не адвокатом, назло отцу… Да ну его к черту, этого Ноэля Эрмана, ты не против? Прислушайся к совету старого друга и телом держись от него подальше, вот и все.
— Не беспокойся.
— Слушай, что я скажу тебе про Саула. Не то чтобы он был паршивцем или кем-нибудь там еще… Если бы женщины падали от меня налево и направо, куда бы я ни шел, я бы тоже не упустил такого случая, это точно… Пошли, это румба, давай потанцуем.
После этой встречи Билли звонил ей еще два или три раза. Она была любезной, насколько могла, но у нее был законный предлог для отказа в виде репетиций у «Бродячих актеров», так что вскоре пыл его охладел.
С Уолтером Ронкеном дело обстояло по-другому, он был настойчивым и обезоруживающим.
— Слушай, — как-то раз сказал он по телефону, — давай допустим, что я слишком молод для тебя и слишком смешон. Из этого совсем не следует, что ты должна меня отшить. Мы все же интересуемся одними и теми же вещами, а я не так неприятен в компании. Ты и представить не можешь, какое сокровище готовишь себе на небесах, когда время от времени со мной встречаешься. Ты поддерживаешь во мне жизнь. Ты же отдала бы ради меня пинту крови, если б я умирал, правда?