Марджори - Страница 59

— Мне ужасно жаль, мистер Грич, я не могу… я знаю, это не слишком быстро… мне просто нужна практика, я два часа в неделю занимаюсь стенографией, я буду писать гораздо лучше…

Он печально покачал головой.

— Что же, моя дорогая, в данный момент вас нельзя назвать профессиональным секретарем или профессиональной актрисой, и все же… конечно, вы очень смышленая и хорошенькая девушка, но я занимаюсь делом.

Мисс Моргенштерн что-то искала в своей черной сумочке. Она вынула из нее два письма и подала ему. Одно было от мисс Кимбл, а другое от директора «Бродячих актеров», некоего мистера Грауба. Оба они утверждали, что у Марджори Моргенштерн блестящее актерское будущее.

— Очень мило, моя дорогая, но все это любительство.

— «Бродячие актеры» берут плату за вход, — неуверенно сказала она.

Грич улыбнулся и передал ей письма.

— Вот что, Марджи, я восхищен вашим упорством. Но вы должны понять, что трехмесячный отпуск в «Южном ветре», чего вы добиваетесь, стоит примерно восемьсот долларов. Иногда в исключительных случаях мы находим некий компромисс. Что-то вроде покрытия разницы. Так вот, если бы вы смогли заплатить четыреста долларов за лето, то я думаю, учитывая то, что вы так много обещаете в будущем, мы могли бы… В чем дело?

Девушка на мгновение поднесла ладонь к лицу и наклонила голову; когда она подняла лицо вверх и попыталась улыбнуться, ее глаза были влажными.

— Я… ничего особенного, я просто немного разочарована. Я ценю то, что вы мне сказали. Но у меня нет четырехсот долларов. У меня совсем нет денег.

Она поднялась и взяла свое пальто, поникшая, неуклюжая.

Он сказал отеческим тоном:

— Ну, конечно, вы слишком молоды, чтобы иметь много денег, но ваши родители, безусловно, заинтересованы в вашей театральной карьере… достаточно, чтобы помочь вам…

— Мои родители!

— Возможно, мы смогли бы договориться о двухстах пятидесяти или трех сотнях, что-нибудь в этом роде…

— Мистер Грич, мои родители не хотят, чтобы я занималась сценой. Они не хотят, чтобы я ехала в «Южный ветер». — Она надела пальто и прибавила с дрожью в голосе: — Все равно спасибо. Может быть, на следующий год?..

Грич встал. Он нутром чувствовал мелкие суммы денег и был уверен, что сможет вытянуть из этой девчонки хотя бы сотню долларов. Но ее очарование смягчило его, да и все равно, даже с ее ограниченными способностями к стенографии она была более выгодным приобретением, чем большинство его конторских девушек.

— Марджори, если вы обещаете, что это останется между нами, — сказал он, — то я прислушаюсь к своей интуиции. Я думаю, что однажды вы станете прекрасной актрисой. Я просто не деловой человек, как мне кажется, и собираюсь дать вам работу.

Девушка посмотрела на него, прищурив глаза, которые застилал туман.

— Мне не нужно… платить?

— Ну, только за проезд, естественно, но это сущий пустяк, около тридцати долларов… так мы договорились?

Она крепко пожала протянутую ей руку.

— Вам не придется об этом пожалеть! Боже, я не могу в это поверить!

Он похлопал ее по руке и отпустил.

— Теперь вот что. Я думал, ваше имя Моргенштерн. Что это за Морнингстар?

Она застенчиво улыбнулась.

— Ну, это мой сценический псевдоним. Я думала, можно начать прямо сейчас. Он подходит?

Грич пожал плечами; в конце концов она была еще ребенком.

— Да, дорогая, он просто очарователен.

Она вышла, оставив в жарком кабинете с желтыми стенами слабый аромат свежей сирени, который сильно отличался от запаха тяжелых театральных духов, обычно употреблявшихся актрисами.

В самом деле, инстинкт его не обманул. У Марджори было сто семнадцать долларов в банке, оставшиеся от того, что ей заплатил Клэббер. Она уже хотела предложить их ему, но он сломался.

Марджори шла домой, ничего не соображая от радости, которую не могла рассеять даже тесная сумрачная квартира на Вест-Энд-авеню. Она заперлась в маленькой спальне, едва ли более просторной, чем комната для горничной в Эльдорадо, и провела остаток дня, свернувшись на постели с романом, время от времени опуская его на колени и уносясь мечтами в следующее лето.

Они уже в течение полугода жили на новой квартире. Моргенштерны были вынуждены уехать из Эльдорадо из-за катастрофы на рынке дамских шляп, когда внезапно подскочили цены на фетр и соломку, которые совершенно разорили «Арнольд Импортинг Компани» за месяц. Марджори туманно представляла себе подробности их поражения, хотя ее четырнадцатилетний брат, казалось, прекрасно в них разбирался. Он даже пытался объяснить их ей в свое время с не по годам развившейся сообразительностью. Все, что девушка действительно поняла, — это что золотые дни Эльдорадо завершились похоронными семейными совещаниями, горячкой телефонных звонков, а потом ужасным вторжением ворчливых перевозчиков мебели с грязными канатами и грубыми голосами, которые эхом раскатывались в ободранной и выпотрошенной квартире.

Сначала ей показалось, что это было крушением всех ее надежд, что она никогда больше не сможет посмотреть в лицо друзьям, что теперь она отрезана от приличного общества. Но через неделю после того, как семья устроилась в маленькой квартирке на Вест-Энд-авеню, Марджори уже вполне свыклась с ней и стала думать о других вещах. Заправлять постели и мыть посуду оказалось для нее обычным делом благодаря детству, проведенному в Бронксе; она не особенно скучала по прислуге. Миссис Моргенштерн объявила, что рада уменьшению количества домочадцев, поскольку ей никогда не нравилось присутствие чужого человека на кухне. Она также упирала на то, что из комнаты Марджори открывался очаровательный вид на Гудзон. В самом деле, из спальни девушки можно было разглядеть голубой лоскуток реки, если высунуться достаточно далеко, рискуя свалиться с одиннадцатого этажа на бетонный двор. А иначе вид из этого окна был обычным для Нью-Йорка: тени окон, спальни, грязные кирпичи. Но Марджори решила: не имеет большого значения, что можно видеть из окна. В фойе здания были мраморные колонны, обилие позолоты и персидские ковры в хорошем состоянии. Это было вовсе не похоже на Бронкс.