Уолли без слов соскользнул с табуретки и потащился к столу, засунув руки в карманы. Эрман заиграл «Любовь на продажу». Он выговаривал строчку за строчкой, показывая достоинства гласных и согласных при каждом повороте мелодии, структуру образов, подчеркивая скрытую иронию фраз. После этого он принялся за самую популярную песенку в то время, балладу о несчастном влюбленном. Казалось, он воспроизводил ее со всей серьезностью, и все-таки вскоре за столом не осталось ни одного человека, который бы не смеялся. Он делал ударение на гласных, стоявших не на своем месте, на дешевых словах, грамматических ошибках с некоторым изяществом, и контраст оказался потрясающе смешным.
Марджори хохотала громче всех. Ей доставляло огромное удовольствие сознание собственной проницательности в понимании Эрмана. Она чувствовала, что попала в круг остроумия и обаяния в том мире, о котором всегда мечтала. Эрман в ее глазах был фантастическим существом. Ей было трудно поверить, что она сидит в одной комнате с этим человеком, дышит с ним тем же воздухом. Она прекрасно понимала, почему женщины так теряют от него голову, как сказала Маша. У нее не было и мысли о том, чтобы флиртовать с ним или даже быть для него чем-то большим, чем простая девчонка, случайная знакомая, которую он тут же забудет. Она бы скорее стала заигрывать с кардиналом.
Уолли поднялся со стула и пересел ближе к Марджори.
— Не хотите потанцевать, мисс Моргенштерн?
— Ну… немного позже, вы не возражаете? Мне нравится, как он играет.
— Конечно, — сказал парень в глубоком унынии. — Играет, как черт, правда? Я беру уроки.
— Я уверена, вы научитесь. Скажите, вы не видели Машу и Карлоса Рингеля? Вы не знаете, где они?
— Нет. — Уолли потер локоть, неосознанно копируя жест Эрмана.
Он и голову держал немного набок, как Эрман, но совершенно по-другому, потому что голова у него была большая, а плечи узкие.
— Может, они танцуют? Если пойдем на танцевальную площадку, то посмотрим…
— Ладно, — согласилась Марджори с усталым вздохом. — Вы учитесь в Колумбийском? — спросила она, когда они оказались среди загорелых пар в яркой одежде.
Машу не было видно.
— Да, — сказал он, удивленный. — Откуда…
— Вы так танцуете.
Она не прибавила, что его движения были пародией на стиль Сэнди Голдстоуна.
Эрмана уже не было за пианино, когда они вернулись в бар. Двое гостей, мужчина и женщина, сидели за клавишами и в четыре руки играли «Китайские палочки».
— Похоже, все ушли, — сказал Уолли. — Не хотите ли выпить?
Часы Марджори показывали половину второго.
— Ну, пожалуй, да, пока не покажется Маша. Спасибо.
Они сели за столик у окна. Прожектора погасли, ночь казалась очень черной; луна зашла. Марджори заметила, что трава блестит.
— Боже, неужели дождь?
— Точно.
В три четверти второго она была сонной, злой и полной отвратительных подозрений насчет Маши. Ответы Уолли на ее вопросы становились все слабее.
— Еще пива? — предложил он, когда в их разговоре о бродвейских шоу наступила пауза.
— Нет, нет, спасибо. Послушайте, вы не могли бы показать мне дорогу к коттеджу Карен Блер?
— Конечно.
— Давайте пойдем.
Она поднялась со стула и проскочила в дверь, прежде чем паренек успел подняться. От мокрой травы, задевавшей щиколотки, промокли ее чулки. Снаружи моросил противный дождь, косой из-за сильного ветра.
Где-то в темноте рядом с ее локтем Уолли сказал:
— Вам нужен плащ.
— Нет, не беспокойтесь.
Но он повел ее через фойе в темный пустынный зал, взбежал на сцену и через миг вернулся с желтым плащом. Они вышли в моросящую ночь, и в ее туфлях вскоре захлюпала вода.
— Не завидую я вам, когда вспоминаю, что вам придется плыть обратно на каноэ, — сказал Уолли. Они подошли к деревьям, он остановился. — Вы пройдете еще пятьдесят футов и резко повернете налево…
— Пойдемте вместе.
— Я… кажется, лучше мне не ходить. Это женская половина, и они там разгуливают без ничего в своих коттеджах.
Марджори улыбнулась и протянула руку.
— Спасибо, что вы мне так помогли.
— Помог? Я… — Он чуть не подавился. — А вдруг вы не найдете Машу? Вы не хотите, чтобы я довез вас на каноэ? Я буду рад.
— Но Маша должна появиться.
Он зажег сигарету странным жестом, как будто украдкой, склоняясь над огоньком, чтобы защитить его от измороси.
— Слушайте, вы хотите переодеться, верно? Я подожду здесь. Если Маша не придет к тому времени, как вы будете готовы, я вас отвезу.
— Вы промокнете…
— Я уже промок. Сегодня тепло. Это очень приятно. Идите.
Коттедж Карен был пуст. Марджори с отвращением надела на себя оранжево-зеленую униформу и постаралась сделать это побыстрее. Она закрыла свою сумку, когда вошла Маша, мокрая от дождя, с мужским плащом, накинутым на плечи.
— Ну-ка, ну-ка, сбежала от меня, а? Я искала тебя в баре.
Марджори занималась застежками сумки. Однако она чувствовала, что Маша стоит на месте и не сводит с нее глаз. Через мгновение толстушка сбросила плащ, потянулась и зевнула.
— Что ж, пора возвращаться на Дьявольский Остров. Вот что я терпеть не могу. Похоже, почти всегда идет дождь, когда мне нужно возвращаться. Но дело стоит того, ты не думаешь?
Марджори бросила сумку на пол и направилась к двери.
— Я вернусь через минуту.
— Ты куда? — Маша выступила из своей юбки.
— Недалеко. Уолли Ронкен ждет меня под дождем, чтобы отвезти назад по озеру на каноэ. Он не был уверен, что ты вообще появишься.