Марджори - Страница 121

121

— Конечно, бурда. Но все равно он, вероятно, поставит на днях эту «Одолеть две пары», когда в его контору придет Клариса с более богатым или более сговорчивым отцом по сравнению с твоим. Это может случиться хоть завтра, так много Кларис слоняется по Бродвею. Желание стать актрисами у американских девушек среднего класса с коэффициентом умственного развития, скажем, около 15, — это далеко не здравое решение, Мардж. Это — тропизм, органическое явление, связанное с характером их жизни… Ну, хорошо, хорошо… — Она кусала губы, косясь на него. — Я считал, мы договорились о том, что никакие обобщения не будут относиться к тебе.

— Ноэль, а Фламм знает, что «Одолеть две пары» — чепуховина? Или он правда думает, что это стоящая вещь?

— Кто знает? Для карьеры, которую делает он, все, что требуется, так это бесконечная способность к самообману.

— А на что он живет, из чего платит ренту? Его фамилия мелькает в театральных колонках…

— Но почему нет, дорогая, он настоящий продюсер. Вероятно, он уже наскреб какую-то сумму на свою «Одолеть две пары», — небольшие деньги от идиотов, спонсирующих любителей. Театр — это такая непредсказуемая вещь; он даже может когда-нибудь поставить хитовый спектакль. Рукописи, которые ты видела у его секретарши, — это мусор, всегда дрейфующий по продюсерским конторам, один сценарий омерзительнее другого. Я как-то был читателем рукописей пьес. Так я чуть не тронулся. Наверняка он вытащил «Одолеть две пары» из этого затхлого потока. Может, она ему нравится. Может, заставил автора переписывать ее десяток раз. Может, он запросил с него денег за рекомендации. Безумию, творящемуся в театре, нет конца и края.

— Держу пари, ты решил, что у меня нет таланта, — сказала Марджори. — Ты все еще увиливаешь от темы, которой мы в прошлый раз касались.

Лицо его нахмурилось.

— Я поистине не уверен. Любому видно, что ты умна и хороша собой, полна шарма, отдающего прошлым веком. Ты двигаешься по сцене, как одаренная по природе доброй половиной тех приемов, которым опытная актриса должна научиться в процессе большой работы. Но такой накал долго не продлится. Что останется, когда он погаснет, — я сказать не могу. Могу только догадываться, что задолго до того ты подцепишь славного зажиточного женишка, и потому ты этого никогда не выяснишь. Хотя одно могу тебе сказать. Если у тебя на это дело серьезный настрой, тебе нужно избавиться от фамилии Марджори Моргенштерн. В ней — фальшивое звучание.

— Много ты понимаешь! Эта фамилия есть даже в нью-йоркской телефонной книге.

— Мне все равно. Тебе будет легче продвигаться, назвав себя Марджори Морган.

— Это скучно и банально.

— Да ну? Смысл смены фамилии заключается в том, чтобы больше походить на других, а не меньше.

— Полагаю, Ноэль Эрман — банальность.

— Я как раз был почти на той же стадии, что и ты сейчас, когда размышлял об этом. Если бы мне довелось заниматься этим снова, я бы назвал себя как-нибудь вроде Чарли Робинсон. Если ты хочешь прикинуться, что ты не еврейка, ты тоже можешь сделать именно так.

— Я не потому делаю это.

— Тогда почему бы не Моргенштерн?

— Слишком ординарно.

— Ага, ты хочешь необычную фамилию, вроде Мэгги Салливан?

— Ну, это другое дело. Моргенштерн звучит так… Ну, не знаю…

— Так по-еврейски, девочка, так по-еврейски. С теми самыми намеками на картофельные оладьи, свечи в пятничный вечер, фаршированную рыбу — вот, что тебе не нравится.

В раздражении она сказала:

— Конечно, мотивы каждого человека должны быть такими же никудышными, как и твои. Все равно, Ноэль, я собираюсь именовать себя Марджори Морнингстар и собираюсь стать актрисой, несмотря на Гая Фламма, на мою мать, на тебя и на кого угодно.

Он обнял ее за талию и на мгновение прижал к себе.

— Это старая институтская драчка. — Они немного прошлись молча. Он сказал:

— Но я не могу себе представить этого, и ты знаешь почему, Мардж? Каждая подлинная актриса, которую я когда-либо знавал, обладала… ну, не знаю, чем-то вроде железного стержня. Когда ты разговариваешь с ними — даже романтично, — в ответ получаешь металлический звон. Я плохо выражаю свою мысль. Я не имею в виду неискренность, видишь ли, или пустозвонство, или холодность. Это… ну, они больше походят на мужчин — стабильностью цели и жесткой проворностью в бизнесе, которым занимаются. Большинство из них превращают в мешанину свою личную жизнь. Это как бы плата за талант, заключающаяся в утрате женского инстинкта, с помощью которого женщины чуют верный путь в жизни. Ну а ты… ты — такая женщина, такая киска, карабкающаяся по своему пути с помощью грациозных лапок…

— Я часто удивляюсь, откуда ты черпаешь свои представления обо мне? Из всего моего выпускного курса именно на меня бы указали как на девушку, которая, вероятнее всего, испортила бы свою личную жизнь.

— Ты любишь романтизировать себя. Ты настоящая киска, нервно принюхивающаяся, но наверняка к домику в Нью-Рошелл и к муженьку, зарабатывающему минимум пятнадцать тысяч в год.

— Пойди влезь-ка на дерево. Бог мой, иногда ты бываешь просто занудой!

Он рассмеялся. Они шли по восточной стороне Плаза. От дыхания лошадей, запряженных в красивые экипажи на другой стороне улицы, исходил пар, хорошо видимый в солнечных лучах.

— А знаешь ли ты, что оказало на меня влияние? Я уважаю кошачью мудрость. Думаю, теперь я и сам прекрасно мог бы наслаждаться таким образом жизни… делать покупки в этих магазинах, по выходным проводить время на Пьер или на Плаза, и все такое… всегда имея в виду одну вещь. А именно, что моя жена и я, оба рассматривали бы такую жизнь как приятную комическую маску, надетую так, будто мы живем в Мексике или на островах Фиджи, потому что в данный момент нам это нравится, но нутром осознавали бы, что на деле эта жизнь ненастоящая, пустая, не имеющая значения и такая, от которой можно было бы уже через сутки отказаться. — Резко повернувшись, он увлек ее в цветочный магазин.

121